Муха, по понятным причинам, Крюка не услышала, только лишь краем глаза заметила, что он все-таки сумел подняться. Может, оно и к лучшему, что она оглохла. В лучшем случае бы она промолчала. В худшем – рассказала Крюку, какой контролер, и на каком месте она крутила наемника с его идиотскими вопросами.
Ситуация стала критической.
- Пустая, - устало проговорила Муха, запихивая последнюю обойму в разгрузку. Выиграли они не больше минуты, скосив первые ряды, да и часть зомби переключилась на Старого. Они этого не видели, но чувствовали, что натиск стал меньше. Но не настолько, чтобы оставить им шанс выжить, если они останутся здесь.
Уйти назад уже не представлялось возможным. Крюк еще пытался высунуться, но едва не схлопотал очередь в шлем. Плотность огня была такая, что противника оставалось ждать, сидя на жопе за укрытием, а никак не отстреливаясь.
Нет, иначе не выйдет. Ты же понимаешь.
Она не знала, что творится на фабрике. Остальная часть команды была слишком далеко. Но если контролер сумел взять их под контроль, то больше никакого снайперского огня не будет. Вон как Крюк задергался. Кажется, ее мысли начинают воплощаться в реальность.
Но не это самое худшее. Как только контролер сумеет обработать эту толпу, снайперский огонь будет вестись уже по Крюку и Мухе. Если успеют до того, как их прикончат зомби.
Ты же понимаешь, что другого выхода нет. Нужно попробовать. Хотя бы рискнуть.
Саня вытерла плечом кровь с лица, но она натекала вновь и вновь. Рана отозвалась жжением, защипало. Девушка зашипела.
Не столь важно, что происходит у них сейчас, если вы уже гарантированно трупы.
Скоро патроны закончатся и у Крюка.
Просто факт. В истерику впадать смысла нет. Но умирать вот так очень уж не хотелось. Не хотелось, чтобы последнее, что удастся увидеть перед смертью, было одутловатое, синюшное лицо безмозглого зомби.
Она делала все тоже самое, как тогда, в подземельях под Затоном. Сосредоточиться стало проще, чем пару минут назад. От осознания неизбежности конца.
Нити, нити, липкие, гнилые, мерзкие. Словно руку запускаешь в старый, застывший бульон, неприятный такой, с жиринками на поверхности.
И тут начиналось самое страшное. Как бы сознание не убеждало себя, что эти люди давно мертвы, подсознательно она знала, что это не так. Точнее, не совсем так.
Когда человек лежит под аппаратами, а его мозг безвозвратно погиб – жив он или мёртв? У этих ребят еще что-то осталось. Совсем неясное, тусклое, стертое, но часть их воспоминаний. Часть их эмоций. Инстинктов. То, что делало их когда-то людьми.
Они наступали на сталкеров, пытались убить их, но сами же этого не понимали. Остатки человека жили в том, что осталось в сознании. Где-то очень и очень глубоко.
Крюк начал ее трясти, но отшатнулся. То ли его напугали черные зрачки, которые заполнили всю радужку, либо девушка сама приказала ему отступить. Он ей мешал. Зомби было слишком много, гораздо больше, чем тогда. Попытка охватить всех отозвалась мучительной болью в висках. Силы почти ее покинули. На асфальт закапала ее кровь. Сначала несколько капель, а потом струйками, она текла из носа и ушей. Охватить всех не удастся.
Рывок. Боль. Боль адская, нестерпимая. Сколько она успела схватить прежде, чем достигла предела? Как их много… И столько же раз она умирала вместе с ними. С каждым, чье сознание удалось сжечь окончательно дотла, с каждым, чей взгляд пустел окончательно, и он оседал на асфальт.
И она умирал вместе с ними. Сил на крик не хватало. Только на сдавленный хрип. Саня уже не видела ничего перед собой, и даже не была уверена, что жива.
Вот бы отрубиться. Отключиться. Как же больно… больно… нужно заснуть, просто заснуть…
