…но повторились. В этот раз меньше, слабее, не так болезненно, но… Кочерга просто стала менее горячей. И Саня была готова к этому. Как сама думала. К очередной вспышке боли, разрывающий мозг на части, плавящий синапсы. На самом же деле, конечно, нет.
К этому нельзя было привыкнуть.
И это повторилась вновь. Невидимая рука железными пальцами скомкала выстроенные барьеры. Так было, когда на нее пытался напасть Тайга. Так повторилось, когда ее атаковала собака. Сначала кто-то словно щелкнул выключателем. Мозг, словно уходя от чрезвычайной нагрузки, просто «выключил» все систему. Из левого уха медленно потекла рубиновая струйка крови. Девушка резко побелела и начала заваливаться в бок, проваливаясь в бессознательное состояние. И в темноте лишь начал звучать уже такой знакомый голос…
Предупреждал, да. Почему она их не остановила? Ее вряд ли бы кто слушал. А теперь…
Она очень смутно помнила, как ее втащили в дом. Даже боли от удара об косяк она не почувствовала – это была совсем мизерная помеха по сравнению с тем штормом, что бушевал сейчас в висках и затылке.
Как тогда, при выбросе, когда ощутимо возрос уровень пси-излучения, чужие эмоции, словно рой жалящих ос, ворвался в ее голову. Сталкеры, испугавшись, думали слишком громко. Страх, злость, растерянность. Ровный фон бесполого голоса. Удивление. И еще… кто-то еще… Животное предвкушение, бешеная радость, безумный голод. Воспоминание о вкусе крови, металлический, терпкий, вяжущий язык… Плоть, которую можно рвать зубами, такая теплая и мягкая. Желудок «подскочил» к горлу. Ее человеческая сущность боролась с тем, что она чувствовала. Хаотично, быстро, слишком быстро, слишком много всего.
«Я не могу… Сука… почему так больно… мать…», - Саня облокотилась спиной о стену, не слушая перепалку сталкеров. Эти крики и без того звучали в ее голове. Не замечая, как закровило второе ухо. Только бы не упасть.
«...швея...не могу помочь...сильный мозг...но тупой...странно что днем вылезли...голодные...лапы...слабые...их стрелять...», - продолжал Тайга.
«Одна… стрелять… Одну стрелять можно… ах ма-а-ать…»
«Одна… нет… смотри…»
«Больно…»
«Да…», - только и ответил Тайга.
«Пристрелят же… сука… Тогда… не… узнали…»
«Сами… слабые… голодные… пусть…»
«Они не знают… а если…»
«Тогда… все…»
В диалог вмешивались чужие голоса. Искаженные, иные, нежели она слышала обычным ухом. Это было невыносимо. Еще немного, и она просто сойдет с ума.
- Заткнитесь, мать вашу, - рыкнула она. Все, больше Муха не могла этого выдержать. Гусь протянул к ней руку. – Не трожь. Отойди, - ладонь замерла. – Швеи. Спали. Потому… одна. Не жрали давно, суки. Вылезли. Почуяли. Будет звать остальных. Придут. Начнут охоту. За****ь срезали, - она передавала слова Тайги вперемешку с собственной злостью. На сталкеров. На себя. Знала же… Из носа потекла кровь. В темноте не было видно, как вновь увеличились ее зрачки и словно пульсировали в ритм ее собственного сердца. Губы беззвучно шептали: «Где?».
Мир покачнулся, стал несколько иным. В сумраке… нет, не видела. Саня оперлась руками о колени, чтобы не упасть. Ей не нужно было видеть. Чувствовала. Она не знала, как это описать. Словно зуд где-то под волосами. Глубокий, навязчивый. Звон расстроенной гитары, противный, но различимый по струнам. Они играли одну единую мелодию, при этом оставаясь индивидуальной каждая в своем. В чем-то мелком, незначительном. Девушка начала ощущать пульсацию, словно ниточки пульса, к которым, казалось, руку протяни, коснешься кончиками пальцев…
«Нет… сильный… мозг…», - остановил Тайга. – «Нельзя… больно… рано... умрешь…».
Посчитать струны. Получится ли понять, где они играют свою голодную мелодию? Понять, как поменяется музыка в следующий момент? И Саня считала. Вслух, пытаясь дать жизненно необходимую информацию.
А потом... Ей было уже плевать. Боль и чужие эмоции окончательно затмили собой все ее собственные чувства.
Потом будет, если выживут.
