Казалось, что ночи этой не будет конца, и мир оказался на веки вечные окутан беспросветной тьмой, что тянула свои незримые путы к их бренным слабым телам, намереваясь опутать и поглотить их души. Гуляющий по помещению сквозняк через битые окна, в рамах которых торчали опасные куски стекла, колыхал языки пламени, от чего тени зловеще скакали по потолку и стенам, и Теодор большую часть ночи не мог оторвать от них своих глаз, под которыми уже образовались заметные тёмные мешки. Он хотел спать, не мог сомкнуть их, от чего уже начинало казаться, что он постепенно начинает сходить с ума. В голове была сосущая пустота, но в груди его полыхала настоящая буря огненной геенны, терзая сомнениями в том, что он когда-нибудь выберется отсюда живым. Зона, ещё когда была чем-то далёким для него, диким и неизвестным, столь же не интересным, казалась лишь безобидным нарывом на теле Земли. Но как же он ошибался... ошибался...
Короткая, но раскатистая автоматная очередь, донёсшаяся откуда-то совсем неподалёку, буквально вышибла его из прострации, вернув в голову самую малость трезвых мыслей, тягучим и рваным строем потёкшими по проспектам его запутанных мозговых извилин, словно автомобильный поток ранним утром, когда люди, не выспавшиеся и недовольные, ехали на работу. Таким же разбитым он чувствовал себя и сейчас, будто каждую секунду проведённую здесь он только и пытался, что добраться до этой чёртовой работы с лютым желанием выспаться хоть раз.
Мишель уже посапывала, кажется, даже не заметив прозвучавших поблизости выстрелов, и ему только и оставалось, что позавидовать её крепкому беспробудному сну. Аккуратно убрав с неё свою несчастную левую руку, Теодор привстал и подсел поближе к костру, устроившись прямо у ног девушки, и подставил свои ладони к источающему животрепещущее тепло пламени, чувствуя, как жизнь буквально начала струиться от его рук по всему телу. И вместе с ней на него начала наваливаться слабость. Веки наконец начали опускаться, и он прилёг на пол. Сон пришёл быстро, оставив мужчину без сновидений, лишь погрузив в тёплое и долгожданное забытие...
...которое, впрочем, длилось недолго. По крайней мере ему так показалось. Громогласный рык Медведя заставил его резво вскочить с пыльной "перины", едва раздирая свои покрасневшие от недосыпа глаза, в которые словно горсть песка сыпанули. Сколько он проспал? Час? Два? Три? Его наручные часы, как таковые, стояли с момента, как они оказались в Зоне, а по небу он определять как-то разучился за долгие и долгие годы с тех пор, как он покинул армию. Единственное, что можно было сказать, так это то, что стояла темень. Вряд ли их стали бы будить среди ночи, разве что в случае беды. А беды здесь были на каждом шагу, как он успел убедиться. Но слова Медведя его более-менее успокоили, как и интонация, так как звучали они довольно спокойно, и извещали лишь о последнем рывке.
-"Господи, сколько же нам ещё добираться до безопасного места...", - приложил Теодор руку к лицу, потирая глаз, чувствуя в нём неприятное жжение, тут же вызвавшее слезотечение. Шмыгнув носом, заметив, что Мишель так же проснулась, и находится в крайне растерянном и сонном состоянии, он приобнял её за плечо, несколько раз прижав к своему боку, и слабо улыбнулся. Глаза её обратились к нему, в которых читалась жуткая усталость, и тут же нахмурилась.
Седой тем временем уже приглашал их приступить к трапезе перед переходом, который мог занять неопределённое количество времени. Еда... нет, есть хотелось не так сильно, нежели желание согреться и выспаться. При том было непонятно, что из этого хотелось сильнее, но запах кофе, которая источала та жидкость, которую разлил сталкер по стаканам, сказал сам за себя. Теодор помог Мишель подняться и уже вместе они переместились к старому шаткому столику, укрытому газетой, на которой уже небольшой горкой расположились бутерброды и пара стаканчиков с душистым кофе, к которой тут же потянулась его больная рука. Жжение и резкий укол заставили его поморщиться, но Теодор таки схватил горячий стаканчик, даже не обращая на то, что он обжигал его ладонь и пальцы, ведь боль то была куда слабее той, что он испытал секунду назад. Словно дикий зверь, он принялся пихать себе в рот бутерброд, тут же запивая его обжигающим пищевод кофе, от чего время от времени начинал закашливаться, но остановиться он не мог. Первостепенная потребность организма, животный инстинкт, если можно так выразиться - насытиться. Выглядело со стороны это, мягко сказать, не очень, так как ошмётки еды во время кашля и его чавкания летели чуть ли не во все стороны. Но он что, на банкете у королевы Великобритании, мать вашу? Это чёртова Зона, где кишки на деревьях - такое же обычное явление, как туалетная бумага на деревьях в канун Дня Всех Святых. К чёрту этикет! Здравствуй, Зона!
-"Спасибо...", - процедил Теодор, утирая рот рукавом от крошек и ставя опустевший стакан перед сталкером, который теперь казался ему куда менее подозрительным, чем каких-то часов десять назад.
